Здравствуй...Полчаса назад мы говорили с тобой по телефону, и все было хорошо. Я звоню тебе каждый день, спрашиваю, как твои дела, и они действительно меня интересуют. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Поэтому никогда не скажу тебе того, о чем напишу в этим письме.
Я обижена на тебя. Наверное, это неправильно, но я не могу справиться с этим чувством. Мне очень больно. Больно понимать, что ты никогда меня не любила. Нет, конечно, я благодарна тебе за все, что ты дала мне. Ты работала, чтобы прокормить и одеть меня. Но ты никогда не пускала меня в свою жизнь. Я ничего о тебе не знаю, так же, как и ты обо мне. Ты мной никогда не интересовалась, не хотела знать, кто я и какая я. У тебя была личная жизнь, развлечения, которых ты недополучила, выйдя (вынужденно, как я теперь знаю) за моего отца. Ты не рассказывала мне ничего о себе. Мы болтали обо всем, кроме того, что действительно важно. Мы шутили, смеялись, но за этим фасадом было пусто. Ты не хотела знать меня, а я спустя какое-то время поняла, что стучаться в твое сердце бесполезно. Как страшный сон я вспоминаю те моменты, когда я пыталась воззвать к тебе - моей любимой, самой драгоценной, самой родной...Я плакала, и много-много раз повторяла: "Мамочка, мамочка, мамочка..." Когда ты в очередной раз кричала на меня за какой-нибудь пустяк, я заглядывала в твои глаза, пытаясь увидеть там того, кого мое сердце любило безмерно. А там было пусто. Там не было моей воображаемой родной мамули. Там была стена. Глухая стена... Постепенно я привыкла к этой стене, и только изредка плакала, чувствуя себя сиротой в родном доме. Мне казалось, будто моя любимая мамочка умерла. Была, но ее не стало. Как будто она умерла внутри тебя, давно, а я продолжала ее любить. И иногда я хотела умереть вместе с ней...
А ты продолжала отталкивать меня от себя. Ты можешь сказать, что просто много работала, уставала, что у тебя были проблемы. Но я не поверю. Для любви не надо много времени, ей и мгновения иногда хватает. Ты не дорожила мной. Когда мне было лет семь, и я все еще любила эту придуманную родненькую мамулечку внутри тебя, я осталась на ночь у бабушки, но не могла уснуть, все плакала и думала о тебе, просилась домой. В итоге, я так думаю, бабушку это достало, она села на велосипед, посадила меня на раму и - глубокой ночью - повезла меня к тебе. Я мчалась домой, к маме...а ты не открыла мне. Ты была дома, но не открыла. Я стучалась в двери, в окно, но у тебя кто-то был в эту ночь, и ты не пустила меня. Ночью. Плачущую. Страдающую без тебя.
А помнишь, как ночью - тогда мне было уже лет пятнадцать - мне стало плохо? Ты уже легла спать, а меня стало выворачивать наизнанку, температура подскочила до сорока. Но ты даже не встала с постели. Ты крикнула только, чтобы я не жгла свет зря, ведь тебе за него платить. Просидев часа два в ванной, я легла, и видела страшные вещи. От температуры перед моими открытыми глазами в темноте горели красно-черные жуткие картины, я будто плавилась. Я умирала. А тебе не было дела - главное, свет был выключен.
А помнишь, как я едва не потеряла руку? Я месяц выла ночами и днями от жуткой боли, но тебе некогда было сходить со мной к врачу. И через месяц я - одиннадцатилетний ребенок - пошла к врачу сама. САМА. ОДНА. Взяла карту, пришла к педиатру, потом - к неврологу, который едва не упал со стула со словами "Еще бы неделя, и все, нет руки!". И на лечение, и на уколы я потом тоже ходила сама, одна.
Ты водила мужчин в нашу однокомнатную крохотную квартирку. Я даже не знала их имен, а они - моего. И ночью я затыкала уши, прятала голову под подушку от стыда, слыша твои стоны. Это резало, рвало мою душу на кусочки! Мама, мамочка, милая, родная - в чьих-то грязных руках, стонет и извивается. Кстати, теперь меня тошнит от секса. Он кажется мне грязным лишь благодаря этим воспоминаниям.
Я многое могу вспомнить, но это не важно. Важно то, что я любила тебя. Любила всей душой, верила в тебя, надеялась на тебя, а ты меня отвергала. Тебе было не до меня. Ты раз за разом отталкивала меня.
В конце концов я научилась жить без тебя, в моей жизни появились другие люди, на которых я могла положиться, кому могла довериться. Сейчас я сама мама. Мама, которая никогда не будет для своего ребенка глухой стеной. И все вроде бы хорошо, каждый живет своей жизнью, если бы не одно но: теперь ты хочешь, чтобы я любила тебя. Ты выпрашиваешь, требуешь мою любовь, а мне нечего тебе предложить. Сегодня тебе за пятьдесят, друзья и личная жизнь отошли на второй план, и ты обнаружила, что у тебя есть дочь. А ведь дочь, само собой разумеется, обязана любить маму даже спустя двадцать восемь лет забвения. Ты уверена, что у нас с тобой отличные доверительный отношения, и что ты всегда - ВСЕГДА! - любила меня и была ко мне внимательна. А правда в том, что сейчас меня любить легко. У меня замечательный муж и ребенок. Тебе не нужно разбираться в моих комплексах, защищать меня от нападок одноклассников, не надо тратить на меня деньги. Сейчас меня любить стало удобно, и ты решила, что настало время меня наконец-то приласкать. Но мне это не нужно. Я не хочу тебя обнимать, не хочу теплых бесед за чашкой чая. Я хорошо к тебе отношусь, но в свою душу пустить не могу. Пустота, что осталась в ней после того, как ты перерезала связывавшую нас нить, занята другими дорогими мне людьми. Я не могу полюбить тебя. Пожалеть, помочь, поддержать - пожалуйста. Но полюбить - никогда.
Я жалею тебя, и никогда не скажу этого всего тебе, чтобы не рушить твою удобную ложь. Я боюсь навредить тебе. Пусть это останется здесь, в этом неотправленном письме.